Военная история MENA ХХ века.

[fahed]

Виктор Надер, командир отряда специального назначения ЦАДАЛ в конце 80-х - 90-ч. Ушел из АЮЛ в 1998.



с трудом легализовался в Израиле после ряда препетий
2010 год - Виктор и бойцы его отряда в Израиле. Большая часть юнита из 23 человек перешла в Израиль в 2000-х, сам Виктор с 90-х имел ВНЖ в Израиле, в Метулле, но с 98 по 2008 был во Франции.
Его сын в 10-х тоже служил, в Цахале.

[fahed]

Цитата (fahed @ Май 29 2025, 19:42)

отряда специального назначения ЦАДАЛ в конце 80-х - 90-ч.

[fahed]

Former Qatari PM says Qatar and the GCC paid for the U.S. Invasion of Iraq in 2003.

[fahed]

Фото АОИ во время операции Ораним из частного архива

[fahed]

[fahed]

Воспоминания египетского военного из инженерных войск о войне Рамадана
https://www.cairo24.com/2294038

Из самого сердца сражений на пылающем берегу Суэцкого канала, под грохот пушек и крики солдат, молодой египтянин Сами Ханна Ибрагим достал из своего военного кармана маленькие листок бумаги и ручку. Он не знал, что эти дрожащие строки, написанные им под обстрелом, через пятьдесят лет превратятся в мемуары, одно из редчайших живых свидетельств о войне Судного дня 1973 года.

Ханна был офицером инженерных войск и участвовал в одной из самых сложных боевых задач войны — прорыве земляного вала линии Бар-Лева с помощью водометов, чтобы подготовить переправу частей Второй армии на восточный берег канала.

Из самого сердца этого опыта он написал свои мемуары, позже опубликованные под названием «Переправа через Суэцкий канал», в которых он задокументировал момент, изменивший облик Ближнего Востока.

После войны, в 1974 году, он уехал в Соединенные Штаты, унося с собой память о незабываемой битве и новую борьбу на чужбине. Почти полвека спустя он вернулся в Египет, чтобы встретиться со своими товарищами, которых не видел со времен победы, в момент, который он описал как еще одну победу после многих лет отсутствия.

И сегодня, спустя полвека после того бессмертного момента, офицер-инженер Сами Ханна возвращается, чтобы рассказать «Каиро 24» подробности своего опыта из самого сердца сражений.

Как вы поступили на военную службу во время Октябрьской войны?

Я поступил на службу в вооруженные силы после окончания инженерного факультета Университета Айн-Шамс в сентябре 1968 года, был зачислен в инженерные войска и прикомандирован к понтонной бригаде в качестве солдата-выпускника колледжа. Через несколько недель меня повысили до сержанта и прикомандировали к 47-му амфибийному транспортному батальону 15-й понтонной бригады, где я принял на себя командование ротой амфибийных транспортеров.



Какова была ваша конкретная роль во время войны 73-го года?

Нашей задачей была подготовка и эксплуатация амфибийных транспортеров для переправы пехоты и батальонов через водные преграды, и мы прошли интенсивную подготовку на рукавах Нила и каналах для выполнения этой задачи.

В конце 1970 года, после указания покойного президента Мохамеда Анвара Садата о присвоении лучшим выпускникам университетов званий офицеров запаса, я поступил в Военно-инженерное училище, окончил 28-й выпуск, после чего был зачислен в 67-й амфибийный батальон 15-й понтонной бригады и возглавил техническую часть батальона, отвечая за техническое обслуживание всей его техники: транспортеров, паромов и транспортных средств. Я руководил командой механиков, электриков и техников для подготовки техники к переправе через Суэцкий канал.

Незадолго до войны я со своей командой отправился на место сбора, чтобы подготовить его к приему войск и техники батальона. Во время войны я командовал ротой амфибийных транспортеров, которая осуществляла переправу на 33-м участке Суэцкого канала, в одном километре к югу от моста Эль-Фердан к северу от Исмаилии, для поддержки сил Второй полевой армии.

В чем секрет успеха плана и разрушения неприступной линии Бар-Лева, по израильскому описанию того времени?

Мы прибыли на место в первые часы рассвета 6 октября 1973 года и разместили нашу технику в замаскированных укрытиях, чтобы скрыть ее от глаз противника. После начала боевых действий мы оказали поддержку инженерным войскам, ответственным за прорыв бреши в линии Бар-Лева на восточном берегу канала. Работа началась примерно через 20 минут после начала войны в два часа дня и продолжалась до тех пор, пока нам не удалось подготовить брешь, через которую прошли амфибийные транспортеры для переброски пехоты, их техники, артиллерии и транспортных средств.

Наша миссия по переправе батальонов Второй армии продолжалась до прекращения огня 28 октября 1973 года. Секретом нашего успеха была наша вера в Бога, наша преданность родине и приверженность каждого своему долгу. Я собрал своих солдат за несколько минут до начала войны и обратился к ним со словами: «Сегодня наш день, чтобы служить Египту с верующими и мужественными сердцами».



Был ли какой-то конкретный момент или ситуация, которая до сих пор запечатлелась в вашей памяти о войне с точки зрения опасности, мужества или самопожертвования?

Да, были незабываемые моменты, которые я записал в своих мемуарах, потому что это были моменты жизни и смерти в битве за возвращение земли. Вот что я записал в своих мемуарах: после того, как военные инженеры подготовили взрывчатку для взрыва скал в песчаном валу, мы отошли на западный берег, чтобы укрыться во время взрыва. Взрыв был настолько сильным, что мелкие осколки скал перелетели через канал и упали на западный берег в нескольких шагах от нас.

Я вернулся с инженерами на восточный берег и попросил их подать воду, чтобы смыть песок и раздробленные скалы. Работа продолжалась более восьми часов в тяжелых условиях и под непрерывным артиллерийским и воздушным обстрелом израильтян. Военные инженеры проявили высшие образцы героизма и мужества.

Около восьми часов вечера израильские ВВС атаковали нашу позицию во время работ по расчистке скал. Самолет пролетел на низкой высоте, не превышающей 30 метров, и открыл огонь из своих крупнокалиберных пулеметов по нашей позиции. Пули были крупнокалиберные, и смерть была неминуема для того, в кого они попадали.

Что вы чувствовали в тот момент?

В тот момент я не нашел ничего, кроме молитвы, и закричал: «Спаси меня, Господи!» Я слышал, как солдаты повторяли ту же молитву. Мы бросились на землю в позе эмбриона, в то время как пули проносились над нашими головами. После долгих минут ужаса самолеты улетели, не ранив никого из нас. Мы все почувствовали, что Божье провидение окружало нас, как железный купол, защищая от смерти.

После этого мы продолжили подачу воды и расчистку земли и камней, пока брешь не была полностью открыта в полночь 6 октября. Первый день был трудным, но он закончился успешно, без потерь в людях и технике, и наш участок стал одним из первых успешных пунктов переправы вдоль канала.

Как проходил процесс планирования переправы с точки зрения логистики и разведки? И сталкивались ли вы с неожиданностями на поле боя?

У нас была очень точная информация о позициях оккупационных сил на восточном берегу. Что касается неожиданностей, то они были чисто полевого характера, например, обнаружение огромных валунов внутри песчаной стены, которых мы не ожидали.

Египетская армия хорошо подготовилась. За год до войны были интенсифицированы учения по переправе, прорыву брешей и строительству мостов и паромов при полной координации между пехотными, танковыми и инженерными батальонами. Мы тренировались в различных условиях: днем ​​и ночью, в лунные и темные ночи, используя реку Нил и ирригационные каналы в дельте для имитации боевых условий на канале. Мы также построили земляные валы, подобные линии Бар-Лева, для практической отработки на них.

Египет разработал точный план прорыва линии Бар-Лева путем создания плацдармов по всей длине канала на протяжении 175 километров для подготовки к переправе войск и уничтожению укреплений. Израильские укрепления были сложными, включая бетонные доты, скалы и несколько линий обороны, в дополнение к самой природе канала с его глубиной, шириной и сильными, меняющими направление течениями, что делало операцию по переправе теоретически невозможной, но она была осуществлена ​​на практике благодаря инженерной подготовке и уникальной боевой доктрине египетского солдата.



Каково было психологическое состояние солдат и офицеров во время операции? И оказали ли вера и решимость ощутимое влияние?

Даже за несколько минут до начала войны я не сообщил своим солдатам о ее времени, чтобы сохранить секретность. Но в час дня шестого октября я собрал их и сказал, что час настал. Я произнес перед ними пламенную речь от всего сердца, в которой сказал: «Мы — люди Египта, которые готовились к этому моменту 6 лет. Если мы сегодня потерпим неудачу, у нашего поколения не будет другого шанса освободить Синай. Сегодня день мужества и стойкости, нет пути назад и нет колебаний».

Какова была их реакция?

Я наблюдал за их лицами и видел в них веру, решимость и готовность к самопожертвованию. Это был момент решения, момент истины, в который египетские солдаты сотворили чудо переправы.



Как этот опыт повлиял на вас лично и профессионально после окончания войны?

После окончания военной службы в июне 1974 года я поступил на гражданскую службу и занимал должность вице-президента компании по распределению природного газа, а затем участвовал в управлении несколькими другими компаниями после успешных слияний. Война научила меня уверенно противостоять вызовам и руководить командами в кризисных ситуациях. Я чувствовал, что Божье благословение сопровождает меня в моей профессиональной и семейной жизни, так же как оно сопровождало меня на войне.

Как вы видите влияние Октябрьской войны на имидж Египта за рубежом и его международные отношения?

Победа Египта в войне 1973 года получила широкое международное признание, и многие страны изучали опыт египетской армии в планировании, переправе и ведении боевых действий как образцовый пример воли и военного творчества.

Мир уважал Египет не только за его военную победу, но и за то, что он выбрал путь мира с позиции силы. Война разрушает, а мир строит, и Египет доказал свою способность к обоим — победе и миру, что укрепило его международное положение и уважение.



А что насчет истории вашей эмиграции за границу после войны?

Я закончил военную службу в июне 1974 года, женился, а затем мы эмигрировали в Соединенные Штаты в октябре того же года. Мы начали свою жизнь в Новой Англии. Первые годы эмиграции были продолжением другой битвы, но на этот раз против чужбины и трудностей, а не против врага. Однако Бог нам очень помог на нашем пути.

Мы вернулись в Египет в сентябре и октябре 2023 года, чтобы отпраздновать пятидесятую годовщину победы с тремя моими коллегами-офицерами из батальона амфибийных транспортеров. Это было величественное и трогательное празднование, сочетающее в себе воспоминания и гордость, которое я от всего сердца завершил фразой: «Да здравствует Египет… Да здравствует Египет… Да здравствует Египет».

[fahed]

[fahed]

Один из первых отрядов YXG - предтечи YPG в Дерике, 2011

[fahed]

Документальный фильм о французах, попавших в засаду в А-стане в 2008 http://www.gearguide.ru/phpbb/viewtopic.php?f=6&t=1296

[fahed]

Цитата (fahed @ Сен 17 2024, 09:02)

Французский доброволец Thibault de la Tocnaye. Отец - член ОАС, участвовавший в покушени на де голля. Сын 19 месяцев прослужил в ЛС в 82-84 (в том числе в Вахадет Адонис), после чего участвовал в боевых действиях в Никарагуа на стороне правых (контрас) и потом помогар хорватским силам в Боснии, в Сальвадоре, ы Бирме. Видный член Национального Фронта

https://fr.wikipedia.org/wiki/Thibaut_de_La_Tocnaye


интервью https://etudesgeostrategiques.com/2014/01/0...-arme-chretien/

Тибо де ла Токне рассказывает «Нидаа Аль-Ватан»: От восхищения Баширом до веры в Ливан История француза, который воевал на стороне «Ливанских сил» 29.10.2025 02:02

Во времена, когда ливанская война была воплощением трагедии нации, раздираемой внутренними и внешними силами, появилось поколение молодежи, выбравшее стоять на линии огня, защищая идею под названием Ливан. Оборона в те дни была не просто военным противостоянием, а битвой за идентичность, существование и свободу всего Востока. Эти молодые люди, входившие в ряды «Ливанских сил», сформировали первый оплот против любого внешнего проникновения и выступили против проекта превращения Ливана в беззащитную арену. И пока на фронтах грохотали пушки, некоторые сыны нации направляли свои стрелы внутрь страны.

Но что было поразительно в той войне, так это то, что Ливан защищали не только ливанцы. Среди хаоса и шума в Бейрут прибыли люди из Франции, Италии и других европейских и арабских стран, не в качестве наемников и не в поиске выгоды, а как верующие в то, что падение восточного христианства станет падением самого Запада, и что защита Ливана — это защита последних бастионов разнообразия на этом уставшем Востоке. Среди них был Тибо де ла Токне, французский инженер, оставивший учебу в «Центральной школе» (École Centrale) в Париже, чтобы с оружием в руках встать на сторону «Ливанского сопротивления» в 1982-1984 годах. Он пришел, движимый верой, а не идеологией. Он видел в Ливане больше, чем просто маленькую страну, столкнувшуюся с гражданской войной; он видел в нем символ цивилизации, находящейся под угрозой. Может показаться странным, что молодой европеец принял такое решение, но, слушая его свидетельство, понимаешь, что вера в дело может преодолеть национальность и границы.

От его первой встречи с Баширом Жмайелем до сопровождения Самира Джааджаа в его ранние годы, от полей сражений до гуманитарной и политической деятельности, де ла Токне рассказывает в своем интервью «Нидаа Аль-Ватан», как «военная приверженность» превратилась в идейное и гуманитарное убеждение, и как ливанский суверенитет, по его мнению, стал новым лицом сопротивления.

Из Парижа в Бейрут… Рождение убеждения
Французский инженер и писатель Тибо де ла Токне вспоминает начало своей связи с Ливаном — связи, которая вначале была не столько политической, сколько эмоциональной и культурной. В апреле 1980 года, во время молодежной поездки в Бейрут, тогда еще молодой француз встретился с Баширом Жмайелем в штаб-квартире «Катаиб» в Сайфи. Эта встреча стала началом личного и общего молодежного восхищения ливанским феноменом, как он его называет: «Башир был в начале своего восхождения, объединяя фракции и формулируя проект ливанского сопротивления. Для меня это была любовь к Ливану с первого взгляда».

Во Франции, как он рассказывает, целое поколение молодежи с изумлением следило за стойкостью христианской молодежи в борьбе с палестинскими фракциями. «Даже если палестинцы не были исламистскими экстремистами, в их движении было революционное исламистское измерение, а их символ «Ярмук» был отсылкой к победе ислама над христианами в истории», — говорит он. И добавляет: «Мы это прекрасно осознавали во Франции, живущей в своих противоречиях между антицерковной революцией и новым поколением мыслителей и духовенства, сопротивляющихся тоталитаризму, от коммунизма до шиитского и суннитского исламизма».

Возвращение после убийства
После окончания Центральной инженерной школы в Париже де ла Токне планировал вернуться в Ливан осенью 1982 года, чтобы преподавать, но убийство Башира Жмайеля 14 сентября все изменило: «Я был психологически подавлен. Я немного колебался, а затем сказал себе: я все равно вернусь».

В ноябре того же года он приземлился в Бейруте. Он начал работать учителем, но вскоре присоединился к «Ливанским силам» в артиллерии. Он рассказывает, что командование в то время прекратило прием иностранцев, опасаясь обвинений в вербовке наемников, «но меня приняли, потому что мой энтузиазм был всепоглощающим». Он добавляет с улыбкой: «Я был одним из немногих, кому это позволили. В середине семидесятых участвовали десятки французов и несколько итальянцев, некоторые из них погибли, и мы чтим их память во Франции по сей день».

От войны к гуманитарной деятельности
После убийства Башира, по словам де ла Токне, он почувствовал себя идейно ближе к Самиру Джааджаа, «хотя я никогда не был под его военным командованием». Он встретил его впервые в Дейр-эль-Каттара в 1983 году после боев в горах. «Я готовился вернуться во Францию и сказал ему, что уезжаю. Он посмотрел на меня, как бы говоря: „Как ты можешь уезжать, когда мы только в начале?“», — рассказывает он, смеясь.

Он действительно вернулся в свою страну, но продолжал возвращаться в Ливан каждый год. Со временем его деятельность сместилась с поля боя на гуманитарную работу. Он занял пост вице-президента организации Chrétienté Solidarité («Солидарность христианства»), которая помогла тысячам детей, взяв под опеку около 3000 сирот в партнерстве с лазаристами и отцом Наоумом Таллаа.

Он также продолжал политическую работу и юридическую поддержку дела Самира Джааджаа во время его заключения: «Через нашу ассоциацию мы предоставили французского адвоката, Валлерана де Сен-Жюста, который смог навестить его в тюрьме». На личном уровне он купил квартиру в Кфуре около восемнадцати лет назад и у него сложились «дружеские и семейные отношения» с семьей Жмайель, включая Надима, которого он впервые встретил в доме Жан-Мари Ле Пена во Франции.

Идеологический выбор и защита цивилизации
Де ла Токне настаивает, что его решение было не просто эмоциональным, а идеологическим выбором: «Это была защита цивилизации. Во Франции общество переживает религиозный упадок и крайнюю секуляризацию. А в Ливане, даже при всех внешних материальных проявлениях, есть духовная глубина, которая позволяет нам дышать». Он отмечает, что его новая книга — это не просто военные мемуары, но и «человеческое размышление», поскольку в 1986 году он участвовал в организации молодежного мероприятия на ливанской ферме, чтобы научить молодежь смыслу сопротивления как моральной ценности, «и цель состояла в том, чтобы французы увидели, как небольшое общество может сопротивляться».

Он углубляется в региональные сравнения: «Посмотрите на христиан в Сирии и Ираке, их присутствие сократилось до четверти. А в Ливане, благодаря политическому и общественному сопротивлению, они остались. Да, Израиль также сыграл роль в изгнании вооруженных палестинцев, но ливанский народ сыграл самую выдающуюся роль».

Он вспоминает свое восхищение Баширом Жмайелем: «Даже Шарон восхищался Баширом. Я говорю в шутку: „Единственный еврей, который мне нравился, — это Шарон, потому что он уважал Башира“».

Он говорит: «Когда Самир Джааджаа вышел из тюрьмы, я спросил его: мы во Франции сталкиваемся с угрозой суннитского ислама, а вы уверены, что шиитский экстремизм опаснее? Он ответил: „В Ливане первая опасность — это шиитский экстремизм“. И он был прав». Он добавляет: «Возможно, ему немного повезло, но развитие событий доказало это. Королевство (Саудовская Аравия) изменилось с приходом Мухаммеда бин Салмана, а „Соглашения Авраама“ снизили суннитско-израильскую напряженность, в то время как иранское влияние возросло. Сегодня никто не сомневается, что самая большая опасность для Ливана — это создание исламской республики в шиитской версии».

От сопротивления к политике
«Вы — сопротивление, которое почти победило», — говорит де ла Токне, обращаясь к ливанцам. «Если „Хезболла“ будет разоружена, победы будут полными. Но затем наступит самое сложное испытание: восстановление».

Он немного замолкает, прежде чем добавить с улыбкой: «Я знаю, что президент Джозеф Аун слишком спокоен, и, возможно, Европа колеблется, но международное давление продолжается. Трамп, Джааджаа и „Катаиб“ движутся в правильном направлении. Сами Жмайель — отличный молодой человек, но не стратегический ум; я больше ценю Надима в интеллектуальном плане». Он заключает: «В конце концов, необходим решительный лидер. Запад ценит тех, кто обладает бескомпромиссной ясностью».

Послание Ливана христианам мира
В завершение своего интервью де ла Токне с энтузиазмом говорит об образе, который он хотел бы передать в своей книге: «Ливан предлагает уникальный урок христианам мира. Это единственная арабская страна, которая не подвергла [христиан] статусу „зимми“ (подчиненного положения), где христиане живут как партнеры во власти, а не граждане второго сорта. Да, в некоторых церковных институтах есть коррупция, но, с другой стороны, есть монахи, святые и патриархи, которые сохранили совесть». Он с горечью сравнивает реальность Ливана и Франции: «В Ливане тридцать процентов христиан активны, а во Франции едва ли пять процентов практикуют свою веру. Церковь почти отсутствует, а общество потеряло свои корни». Он добавляет: «Даже простой торговец в Ливане говорит о политике, имеет свое мнение и национальное сознание. Это редкость на Западе. Поэтому, несмотря на переход от военного сопротивления к политическому, ливанский опыт остается примером. Я надеюсь, что президент Трамп это поймет, и что «Ливанские силы» сохранят свой политический импульс для внутреннего давления. Есть возможность, которая не превысит двух-трех лет, прежде чем международные условия изменятся, и ее необходимо использовать».

Суверенитет — горизонт будущего
Де ла Токне завершает свою речь объединяющим словом: «Сегодня оружие исчезло из рук христиан, и это прогресс. Целью остается восстановление полного суверенитета под знаменем только ливанской армии. Настоящий суверенитет строится не на оружии, а на партнерстве и гражданстве. Христиане исторически защищали этот суверенитет, но он будет полным только при равноправном участии мусульман в нем. Тем не менее, необходимо сохранить христианскую специфику, поскольку она является основным элементом идентичности и стойкости Ливана». Он добавляет: «Ливанская молодежь, независимо от ее принадлежности, должна объединиться вокруг идеи суверенного Ливана. Внутренние христианские разногласия должны остаться в прошлом. Эта страна — единственное исключение на Востоке, где христиане не живут под чьей-либо „защитой“ (зимми). Это благословение и ответственность одновременно». Затем он улыбается, заключая: «Мои слова могут показаться идеалистическими или слишком „интеллектуальными“, как вы говорите, но они исходят из глубокой любви к Ливану. Для меня это не история войны, а история цивилизации».